МНЕ  ПОНРАВИЛОСЬ.

СОВРЕМЕННЫЕ АВТОРЫ

АНДРЕЙ ГЛУХОВ              ВЕРА ПАВЛОВА          ВЕРА ПОЛОЗКОВА

Вера Павлова

И я принимаю судьбу

и в рифму слагаю гимны ей,

когда ты мне пишешь на лбу

каленым железом: любимая.

***

незримая слеза. Она течет

по внутренней поверхности щеки,

она течет путем грунтовых вод,

притоком нарицательной тоски,

она течет без видимых причин,

а тайные известны только ей,

она – причина складок и морщин

у глаз, вокруг улыбки, меж бровей

***

Любовь – урок дыханья в унисон.

Беда – урок дыхания цепного.

И только сон, и только крепкий сон –

урок дыхания как такового.

Освобожден от обонянья вдох,

а выдох не татуирован речью,

и проявляется в чертах – двух-трех-

лица – лицо щемяще человечье.

Ты – человек. Запомни: только ты

и более никто – ни зверь, ни птица –

спать можешь на спине, чтоб с высоты

твое лицо к тебе могло спуститься,

чтоб, выдохнув из легких черный прах,

дышать как в детстве, набело, сначала,

и чтобы по улыбке на устах

твоя душа впотьмах тебя узнала.

***

Что испытаю, отселяясь отсель,

сама себе визави? -

Нежность, с которой застилаю постель

после ночи любви,

с которой волосы и волоски

отряхиваю с простыни,

с которой в конце последней строки

меня помяни.

Андрей Глухов

«Красно-белое безумие»

Белые кони, красные кони...

Кожу земли разрывают копыта.

В гривах запутались ветры погони —

Мчат табуны, воединое слиты.

Белые кони красны от кровищи,

Красные кони белы в хлопьях пены...

Белый клинок оглушительно свищет

И обагряется кровью из вены.

Смерчем закручен табун очумелый,

Рубятся насмерть безумные Марсы...

«Красный» лежит обескровленный — белый,

«Белый» упал окровавленный — красный.

Люди-безумцы, как ВЫ были смелы!

Гордые кони, вы были прекрасны!

Жизнь вас делила на красных и белых,

Смерть примирила вас, белых и красных.

Набросок песни о любви

                Листва на ветру полощется:

ветрами играет апрель...

Чуть слышно в берёзовой рощице

свирель свою пробует Лель.

Снегурка ушла с ручьями

русалкой играть в реке,

но в песенке нет печали,

лишь дудка дрожит в руке:

«Слабый шёпот кричащих друг другу травинок,

среди страстного треска безумных цикад,

притяжение двух не сердец - половинок

и слиянье двух душ - бестелесных наград.

О любви не кричат,разве что тихо шепчут,

сберегая свой шёпот от лишних ушей,

опасаясь играть,как в рулетку:«чёт-нечет»,

выставлять,словно в тире,под выстрел мишень.

Это слово «Люблю!»,как присяга на верность,

как моленье о вере:«Я тебя не предам!»

В этом слове небесная спрятана нежность,

как прекрасно святое «Люблю!» по утрам».

И нежность из дудки льется,

и плачет о прошлом свирель,

и сердце вот-вот разорвется...

Любовь. Одинокий. Апрель.

К ЮНОСТИ

Ах, юность! Ты счастливейшее время -

Пегас торопит и копытом бьёт,

судьба тебе протягивает стремя

и шепчет: «Улетай, пока он ждёт!».

Был выбор прост - лететь или остаться,

крылатый конь нетерпеливо ржал,

казалось, остаётся лишь собраться,

но крепко тебя якорь твой держал.

Ты дёргался, но быт уже стреножил,

ты рвался ввысь и жёг мосты дотла,

не веря, что побег твой невозможен,

но … выпадал, незрелый, из седла.

Теперь ты стар и, вспоминая время,

когда был конь, чтоб унести в полёт,

ты сам торопишь молодое племя,

и шепчешь: «Улетай, пока он ждёт».

Возвращение

Я в прошлое счастье в тоске окунулся,

но вновь возвратился к обители горя,

и, ночи не выспав, внезапно проснулся

в себе - посредине соленого моря.

Там воды несли мой челнок одинокий

и память вздымала волной мои слезы,

и время застыло: лишь даты да сроки,

и в сердце вонзались забвенья занозы.

Пройти те дороги, что хожены вместе...

Ах, как бы тоска над тропой не кричала,

все не было сил, хоть умри или тресни,

все не было воли пройти их сначала.

Я в прошлое счастье в тоске окунулся

и ты возвратилась ко мне. Я проснулся.          

СОБРАТЬСЯ БЫ БОГАМ

Собраться бы Богам у круглого стола,

Где не бывает главных и вторичных,

Где все равны и нет амбиций личных,

Нет центра, правого и левого крыла.

Собраться бы как братьям за столом,

Тому, без имени, и этим, с именами,

Чтоб примириться меж собой и с нами,

Детьми, бредущими за ними напролом.

Пусть звёздный свет наполнит до краёв

Большой Медведицы огромную братину

И Боги выпьют вкруг, являя нам картину

Того, как нужно жить без стычек и боёв.

Но не собрать богов, не их беда,

Что мы чужих богов не понимаем.

Мы своему не очень-то внимаем

И распинаем каждый день Христа.

Вера Полозкова

                      ***

Когда-нибудь я отыщу ответ.

 Когда-нибудь мне станет цель ясна. 

 Какая-нибудь сотая весна 

 Откроет мне потусторонний свет, 

 И я постигну смысл бытия, 

 Сумев земную бренность превозмочь. 

 Пока же плечи мне укутывает ночь, 

 Томительные шепоты струя, 

 И обвевая пряным ветром сны, 

 И отвлекая от серьезных книг... 

 И цели совершенно не ясны. 

 И свет потусторонний не возник. 

 А хочется, напротив, хмеля слов 

 И поцелуев, жгущих все мосты, 

 Бессовестного счастья, новых строф - 

 Нежданной, изумрудной красоты; 

 Бессонницы, переплетений - да! - 

 Сердцебиений, слившихся в одно... 

 А что до бренности, так это всё тогда 

 Мне будет совершенно все равно. 

 Обрушится с уставших плеч скала: 

 Меня отпустит прошлых жизней плен. 

 Мне перестанут сниться зеркала, 

 И призраки, и лабиринты стен... 

 И, может, не придется ждать сто лет. 

 Я знаю - зряч лишь тот, кто пил сей хмель... 

 Вот в нем-то и отыщется ответ, 

 И в нем таится истинная цель.

 @@@

Горький запах полыни

 И песок из пустыни 

 На верблюжьем горбе - 

 Тебе. 

 Деньги старого скряги, 

 Две скрещенные шпаги 

 На фамильном гербе - 

 Тебе. 

 Незажившие раны, 

 Все далекие страны 

 В подзорной трубе - 

 Тебе. 

 Ключ от запертой дверцы 

 И еще мое средце 

 Цвета алой зари - 

 Бери!.. 

 11 апреля 2000 года.

 @@@

В свежих ранах крупинки соли.

 Ночью снятся колосья ржи.

 Никогда не боялась боли -

 Только лжи.

 Индекс Вечности на конверте.

 Две цыганки в лихой арбе.

 Никому не желала смерти.

 Лишь себе.

 Выбиваясь из сил, дремала

 В пальцах Господа. Слог дробя,

 Я прошу у небес так мало...

 Да, тебя.

 Ночь с 20 на 21 февраля 2003 года

 @@@

Я.

 Ниспадающая.

 Ничья.

 Беспрекословная, как знаменье.

 Вздорная.

 Волосы в три ручья.

 Он - гримаска девчоночья - 

 Беспокойство. Недоуменье.

 Я - открытая всем ветрам,

 Раскаленная до озноба.

 Он - ест сырники по утрам,

 Ни о чем не скорбя особо.

 Я -

 Измеряю слова

 Навес,

 Переплавляя их тут же в пули,

 Он - сидит у окна на стуле

 И не сводит очей с небес.

 Мы-

 Не знаем друг друга.

 Нас - 

 Нет еще как местоименья.

 Только -

 Капелька умиленья.

 Любования. Сожаленья.

 Он - миндальная форма глаз,

 Руки, слепленные точёно...

 В общем - в тысячу первый раз,

 Лоб сжимая разгорячённо,

 Быть веселой - чуть напоказ -

 И, хватая обрывки фраз, 

 Остроумствовать обречённо,

 Боже, как это все никчёмно - 

 Никогда не случится "нас"

 Как единства местоимений,

 Только горсточка сожалений. -

 Все закончилось. Свет погас.

 Я.

 Все та же.

 И даже

 Ночь

 Мне тихонько целует веки.

 Не сломать меня.

 Не помочь.

 Я - Юпитера дочь.

 Вовеки.

 Меня трудно любить

 Земным.

 В вихре ожесточённых весён

 Я порой задохнусь иным,

 Что лучист, вознесён, несносен...

 Но ему не построят храм,

 Что пребудет велик и вечен -

 Он ест сырники по утрам

 И влюбляется в смертных женщин.

 Я же

 Все-таки лишь струна.

 Только

 Голос.

 Без слов.

 Без плоти.

 Муза.

 Дух.

 Только не жена. -

 Ветер, 

 Пойманный 

 На излёте.

 Ночь с 22 на 23 апреля 2003 года.

 @@@

Не окрыляет. Не властвует. Не влечёт.

 Выброшено. Развеяно у обочин.

 Взгляд отрешен или попросту обесточен.

 Официант, принесите мне гамбургский счёт.

 Все эпилоги - ложь. Все дороги - прах.

 Бог одинок и, похоже, серьезно болен.

 Город отчаялся, и со своих колоколен

 Он распевает гимн об иных мирах.

 Воинам грехи отпущены наперёд.

 Им не увидеть больше родимой Спарты.

 Я отдала долги. Я открыла карты.

 И потому меня больше никто не ждет.

 5 мая 2003 года.